Европа хочет воевать с Россией на российские же деньги

Фото из открытых источников

Дискуссия о «репарационном кредите» обнаруживает кризис европейского проекта как такового. Если в ближайшие недели соблазн победит, Европа получит краткосрочный ресурс и долгосрочную трещину в фундаменте.

Европейская дискуссия о «репарационном кредите» под залог замороженных российских активов отражает мучительный выбор между желанием продолжать изображать войну с Россией и дефицитом ресурсов, ее питающих. Денег для затяжной конфронтации нет, и соблазн воевать на средства самой России возрастает. Юридическая упаковка – выпуск «репарационных облигаций» на ориентировочно 140 млрд евро, которые будут погашены, когда и если случатся сами репарации. Залог настолько умозрительный, что, конечно, в него не верят ни сами эмитенты облигаций, ни те, кто будет их покупать.

Экономики крупнейших стран еврозоны буксуют на фоне деиндустриализации, частные инвестиции расползаются в США и Азию вслед за субсидиями и предсказуемыми правилами игры. Вашингтон больше не готов играть роль донора: администрация Трампа готова продать оружие для нужд Европы и Украины, но не финансировать эти поставки из собственного бюджета.

Шестидесятимиллиардный пакет времен Байдена де-факто исчерпан. А запрос на деньги растет: уже недостаточно перечислять Киеву проценты с доходов по замороженным активам – оборонная машина ЕС и США привыкла к темпам, и эти мизерные выплаты этот аппетит не покрывают. Отсюда политический заказ на сумму, сопоставимую с прежним американским траншем, притом с завышенной планкой: ведь теперь речь идет не просто о продолжении войны, а о необходимости отвоевать утерянные Киевом территории. Так формируется спрос на «быстрые» 140 млрд – без повышения налогов, без нового общеевропейского долга, без разговора с электоратом.

Спрос, впрочем, чреват повышенными рисками. Конфискация суверенных резервов разрушает монополию доверия западной – прежде всего европейской – финансовой системе. Если сегодня можно изъять активы Центрального банка России под политический кейс, то завтра можно изъять активы любого государства, которое попадет в опалу. В эпоху деглобализации и стратегической конкуренции это не гипотеза, а кратчайший маршрут к утечке резервов из еврозоны. ЕЦБ не случайно предупреждает о рисках финансовой стабильности, а Париж – о «начале полного хаоса».

Евро и без того быстро теряет статус резервной валюты, и любая де-юре легитимированная экспроприация ускорит скольжение вниз. На этом фоне попытки распределить ответственность по линии G7 – «давайте вместе» с США и Японией – выглядят не солидарностью, а страхом остаться крайним. Вашингтон и Токио не спешат давать юридические гарантии, и это лучше любого доклада объясняет, насколько хрупка конструкция.

Есть и менее абстрактная проблема: активы находятся не в «ЕС вообще», а в конкретных юрисдикциях. Ключевой узел – бельгийский Euroclear. Бельгия ясно говорит, что не подпишется в одиночку под правовыми и финансовыми рисками экспроприации – а значит, их надо «взаимно разделить». Париж и Люксембург публично выражают сомнения, Берлин просит «проработать детали». Внешне это похоже на обычную брюссельскую рутину – комитеты, заключения, переносы сроков. По сути – страх. Страшно воровать в одиночку, но и толпой не легче, когда в толпе есть те, на чьих балансах держится весь союз.

Правовой блок рисков тоже масштабнее, чем признают в пресс-релизах. «Репарационный кредит» – это эвфемизм: нет ни международного решения о репарациях, ни процедуры их взыскания, ни даже ясного статуса будущих денежных потоков. Предлагаемая логика «мы кредитуем сейчас, а погашение ляжет на будущие репарации» на деле означает залог под актив, который вы не можете ни обратить взысканием, ни легитимно списать.

Дальше – экономика ответных шагов. Экспроприация российских резервов почти автоматически запускает зеркальные решения Москвы по активам европейских компаний. Десятки крупных активов уже переданы во «временное управление» и ждут своего часа. Среди наиболее заметных кейсов – «Балтика» (Carlsberg), «Данон Россия» (Danone), обширные портфели Uniper и Fortum в энергетике, «Фольксваген Груп Рус» и завод Nissan, активы IKEA, Renault/Nissan в связке с АвтоВАЗом, логистическая инфраструктура Maersk. Формальный статус «временный» легко превращается в «безвозвратный».

Под вопросом окажутся и бизнесы, которые продолжали работу или сохраняли присутствие: Auchan, Raiffeisen Bank International, OTP, UniCredit, Bonduelle и другие. Им грозит не только принудительная продажа с дисконтом и контроль за дивидендами, но и блокировка трансграничных расчетов, доначисления налогов, отзыв лицензий. Это не «моральные издержки», это конкретные убытки, против которых будут выступать очень конкретные советы директоров и капитаны бизнеса в Париже, Вене, Мюнхене.

Политический тайминг только ухудшает картину. Рейтинги европейских лидеров низкие, горизонты политических карьер – короткие. В этой конфигурации у соблазна «взять здесь и сейчас» появляется шанс победить инстинкт самосохранения. Но короткие деньги редко решают долгие проблемы. Конфискация – это «единоразовый доход», после которого начинаются затраты на обслуживание последствий: правовые тяжбы, компенсации инвесторам, поддержка банковского сектора и т. п.

В конечном счете дискуссия о «репарационном кредите» обнаруживает кризис европейского проекта как такового. Если в ближайшие недели соблазн победит, Европа получит краткосрочный ресурс и долгосрочную трещину в фундаменте.

Источник