Почему мир остается еще очень далек

Фото из открытых источников

Большинство политиков всегда вынуждены ориентироваться не столько на внешнюю аудиторию, сколько на внутреннюю. Возможная смута или заговор обычно пугают больше, чем наступающая армия. В этом-то и проблема с переговорами по украинскому кризису.

В теории международных переговоров существует «модель двухуровневого торга», разработанная американским политологом Робертом Патнэмом. Идея простая: правительству, участвующему в международных переговорах, необходимо не только найти общий язык с иностранными дипломатами, но и суметь «продать» достигнутую договоренность своим согражданам.

Как признавался американский дипломат Роберт Штраусс, «в период моего пребывания на посту специального торгового представителя, я провел столько же времени в переговорах с [экономическими] игроками у себя дома (представители индустрий, профсоюзы) и членами Конгресса США, сколько я вел переговоры с нашими иностранными торговыми партнерами».

Иными словами, чтобы международное соглашение было заключено, оно должно быть принято как минимум правительствами двух стран и гражданами этих двух стран.

Особо искушенные политики могут пытаться использовать договоренности на одном уровне для воздействия на другой – к примеру, в рамках ЕС в 2000-х национальные элиты регулярно блокировали какие-то паневропейские инициативы, просто заявляя, что для их ратификации необходимо провести страновой референдум, который будет неизбежно провален. Так-то они всей душой за евроинтеграцию, но конкретно им достались такие консервативные избиратели, которые никогда не поддержат новые общеевропейские налоги.

Именно поэтому опытные дипломаты всегда играют даже не на двух, а на трех досках – договариваясь с иностранным правительством, договариваясь «у себя дома» и пытаясь воздействовать на иностранное население, чтобы подготовить его к заключению того или иного соглашения.

Следует добавить, что среди исследователей-международников крепнет убеждение, что внешняя политика большинства государств всегда подчинена внутренней.

Яркий и красноречивый исторический пример: несмотря все издержки и тяготы, сопряженные с революцией и последовавшей за ней серией переворотов, французская армия в конце XVIII – начале XIX веков оказалось одной из самых эффективных в Европе. По простой причине – серия реформ, которая обеспечила возможность продвижения по службе талантливым выходцам снизу (а также обеспечила по-настоящему массовый призыв населения). Массовый призыв и условная меритократичность военной карьеры позволили революционной Франции не только отразить интервенцию других европейских держав, но и начать свою геополитическую экспансию.

Однако европейские монархи, терпя поражение за поражением, не спешили проводить аналогичные реформы в своих армиях: часть просто боялась вооружать свое население (а ну как последуют дурному французскому примеру?), а часть опасалась лишать аристократию ее привилегий – еще достаточно свежи были воспоминания о загадочной смерти российского императора Павла I в Михайловском замке (а тяжелая табакерка найдется в любом европейском дворце). Иными словами, внутриполитические угрозы – массовая смута или заговор дворян – пугали европейских государей куда больше, чем угроза внешнеполитическая.

Итак, любое международное соглашение должно быть так или иначе принято массами, а внутренняя политика для большинства элит важнее внешней.

Для Украины эти тезисы корректны с некоторыми оговорками. Конечно, возможности провести какое-то масштабное социологическое исследование на этой территории просто невозможно, однако можно с высокой долей достоверности предполагать, что как минимум некоторая часть украинского общества достаточно радикализована.

Как детально сформулировал это Владимир Путин, «очень большое влияние с самого начала, после развала Советского Союза, на Украине имеют так называемые нацики, как их на самой Украине называют, националисты, люди неонацистских взглядов».

И речь идет про целые хорошо вооруженные батальоны, которые получили право заниматься рекрутированием новых последователей и их идеологической индоктринацией. И есть основания считать, что это у них неплохо получается.

Политические исследователи в своих изысканиях неизбежно и регулярно вступают на зыбкую психологическую почву. И большинство согласится с тем, что у тоталитарных идеологий есть пренеприятнейшее свойство основательно форматировать психику своих последователей. Философ Ханна Арендт в работе «Истоки тоталитаризма» вскользь останавливается на этом моменте и цитирует Генриха Гиммлера, который признавал, что значительная часть нацистов живет и дышит совершенно абстрактными идеями и задачами, мало заботясь о повседневности. 

Иными словами, на Украине существует большая прослойка людей, исповедующая открыто шовинистические взгляды и построившая свою идентичность вокруг этой идеи, то есть создавшая себе некую идентичность «от противного».

Скорее всего, значительная часть украинской элиты давно хотела бы заключить мирное соглашение – в конечном счете многие из них рассчитывают сохранить посты и политический капитал.

Однако на данном этапе возникают сомнения, что они смогут «продать» мирные соглашения радикализованной части украинского общества. И вполне возможно, что их они боятся куда больше. Поэтому на данном этапе переговоры (успеха которых мы все ждем) должны идти на фоне продолжающихся боевых действий, о чем, кстати, и заявила российская сторона.

Источник