Какие страны признают новые границы России

Президент Владимир Путин подписал договор с руководителями ДНР, ЛНР, Запорожья и Херсонщины. Теперь в нашей федерации будет на четыре субъекта больше. В НАТО уже заявили, что не признают изменения границ в Европе. Есть ли шанс на то, что новые границы России признают хотя бы ее союзники?

Ответ на вопрос о том, кто из независимых стран официально признает новые границы Российской Федерации в обозримом будущем, очень прост, хотя нечеток: примерно никто, но это и неважно.

Исключения, скорее всего, будут – и мы вам о них обязательно сообщим, но обрисовать их круг можно уже сейчас. Это Сирия, чьи власти благодарны Москве за другую специальную военную операцию. Это КНДР и Венесуэла, которым в плане санкций нечего терять, а пойти наперекор США всегда хочется. Это Абхазия и Южная Осетия, плюс-минус тем же клубом стран признанные.

Все остальные воздержатся, включая ближайших союзников. По президенту Белоруссии Александру Лукашенко до сих пор не в полной мере ясно, признал ли он частью России хотя бы Крым или Крым спокойно существует в составе России без признания со стороны Белоруссии.

Признания-непризнания такого рода – во многом чисто юридическая казуистика. Армения дважды воевала за Карабах с Азербайджаном и однажды победила, но не признавала его независимость ни тогда, ни сейчас.

США угрожают Китаю военным вмешательством в случае посягательства на Тайвань, но признают Тайвань частью КНР.

«Косово je Србиjа» в русско-сербской дружбе как пароль – и таковым останется. Но и мы, и большинство сербов понимаем, что контроль за Косово Белград не вернет. Шесть миллионов сербов не смогут контролировать два миллиона албанцев, если те готовы к сопротивлению даже безотносительно позиции США. Эта война уже проиграна.

Кстати, президент Сербии Александр Вучич заранее заявил о непризнании плебисцитов в ДНР, ЛНР, Запорожье и Херсонщине, сославшись на нежелание подтверждать прецедент, аналогичный косовскому. Противоположным образом поступил лидер боснийских сербов Милорад Додик – в силу того, что ему нужен противоположный прецедент и отделение от Боснии и Герцеговины. А пока что входящая в ее состав Республика Сербская, хотя и обладает многими признаками суверенитета, еще не суверенное государство.

В общем, каждый думает прежде всего о себе. И базовая мысль почти всех государств мира – защита собственной территориальной целостности от внутренних сепаратистов и внешнего посягательства. Они не хотят поощрять в чужих случаях то, от чего боятся пострадать сами.

США – ядерная держава, давно потерявшая всякий страх, поэтому охотно участвует в экспериментах по разделу других стран, будь то Югославия или Сирия. Тем, кто дублирует их политику, они гарантируют свою защиту от посягательств. Но даже в их случае вопрос официального признания-непризнания не настолько важен, чтобы они заставили признать то же Косово лояльную Испанию (там боятся потерять Каталонию и басков) или фанатично преданную Румынию (там опасаются за Трансильванию).

Точно так же Москва будет сохранять по отношению к своим союзникам доброжелательное спокойствие, если признания ее новых границ в сколь-либо официальной форме не воспоследует. Для нас важно, чтоб признавали их де-факто – чужими войсками не щупали, а признание де-юре может и подождать.

Ожидаемое Россией поведение партнеров сводится к тому, чтобы они не вмешивались и не помогали ее врагам в Киеве или Вашингтоне. При этом от них не требуется подписываться на проблемы (например, на санкции США) только потому, что нам необходим какой-то внешний респект. Россия вполне уверена в своих силах.

Происходящая сейчас перекройка границ – это уникальный национальный интерес России. Настолько уникальный и настолько национальный, что издержки за его обеспечение ей просто не с кем разделить, но пока и не нужно с учетом того, что перекройка эта, скорее всего, не последняя.

Такая отговорка может показаться самооправданием крыловской Лисы: не сумев достать виноград, она объявила его слишком зеленым. Бессмысленно отрицать, что официальное признание, например, Херсонщины частью России снимет препятствия для иностранного инвестирования в этот регион. Но до того, как это произойдет (а в каком-то будущем это произойдет обязательно), нам придется решить более актуальную и глобальную проблему Украины, руководство которой по-прежнему намерено вернуть эти территории военным путем.

От того, сколь быстро, эффективно и надежно получится ее решить, зависит и признание новых границ со стороны третьих стран, причем совсем не Запада, а Востока. Сперва эти границы еще придется отстоять, а на Востоке ждать умеют.

В этой связи может возникнуть еще один вопрос: а зачем тогда вообще были нужны референдумы, которые в ряде населенных пунктов пришлось проводить в условиях военного времени? Зачем нужно было создавать дополнительные риски, если даже в документах союзников эти территории останутся Украиной на неопределенно долгий срок? Всё ведь уже и так понятно – без бюрократии и показухи.

Ответ на него тоже очень прост – и он не в том, что действующий президент России юрист (хотя и в этом тоже).

Эти референдумы проводились не для США, не для Украины, не для Китая или Сербии. Но они и не формальность, которая кому-то может казаться обязательной (что не так; в том же Косово референдума не было).

Эта история вообще не про внешних наблюдателей, а только и исключительно про нас самих – россиян «старых» и «новых».

Это разговор с новыми соотечественниками о нашем общем будущем. Это построение единой страны на базе договора, а не требования войти в ее состав. Действительно сильные империи, включая американскую империю со столицей в Вашингтоне, нередко позволяют себе подобное – и необязательно распадаются впоследствии. Но Донбасс, Запорожье и Херсонщина – не колонии, а часть исторической России, где живут люди, которых многие здесь и прежде считали соотечественниками.

Они во многом ими и остались, доказательством чему является не только русский язык, но и русское (не украинское) восприятие общей истории, где герои – это Петр I и Жуков, а не Мазепа и Бандера. Однако и обольщаться не стоит: более 30 лет жизни в разных государствах с разными СМИ и разными школьными программами не могли не породить различий.

Нам еще предстоит притираться друг к другу в условиях тяжелого, в том числе военного давления извне, а плебисцит – это пролог к возобновлению общего течения истории.

Как долго оно продлится и может ли быть оборвано вновь, в минимальной степени зависит от признания формы наших отношений другими странами. И в максимальной степени – от нас самих.

Источник